http://proza-x.narod.ru
ВЛАДИМИР КОЗАРОВЕЦКИЙ
НОМЕРА
Рассказ
Дело было не в том, что я питал к Сашке Калугину какую-то неприязнь, – наоборот, я относился к нему лучше, чем ко многим в лаборатории, и когда стало известно, что у него должен родиться второй ребенок, то не только поддержал идею скинуться на немецкую коляску, но и сам вызвался отвезти и коляску, и вещички, которые купили для будущего ребенка наши женщины.
Тем не менее сейчас я выполнял свое обещание скрепя сердце: до Олимпиады оставалось меньше двух недель, гаишники того и гляди обложат все дороги – если уже не обложили, и я предпочел бы не рисковать номерами. Но Сашкину жену с ребенком вот-вот должны были выписать из роддома, Сашка ушел в отпуск, и я, забрав с работы коляску и сложенные в нее свертки, клятвенно пообещал на другой день с утра забросить все это в Балашиху, чтобы коляска попала к ним до того, как ребенка привезут домой.
Опасность усугублялась тем, что сильно прогорела труба глушителя, и мой "Запорожец" теперь стрелял так, словно в нем сидела рота автоматчиков. Я уже несколько дней ездил на нем только по неотложным делам, сбрасывая газ, когда видел постовых или гаишную машину, однако это была рискованная езда – особенно если учесть, что ГАИ получила указание на время Олимпиады поставить половину частных машин на прикол. Я знал это достоверно, от знакомого гаишника, который предупредил меня, что надо быть осторожным.
Проще всего было взять на все это время отпуск и махнуть на дачу, как в прошлом году, но у Машки начинались вступительные экзамены, да еще ей приходилось ездить на консультации в училище, так что Вера с Машкой практически до самой Олимпиады обречены были жить в Москве; а мне еще предстояло потом замещать шефа, который собирался взять отпуск так, чтобы уехать до Олимпиады и приехать после нее. Правда, и.о. начальника лаборатории – это лишняя тридцатка, но я предпочел бы ее не получать и не торчать весь этот месяц в городе.
В любом случае с трубой надо было что-то делать. Заменить ее мне не удалось: я звонил на станцию, и мне сказали, что можно заменить глушитель вместе с трубами или только глушитель, но не одни трубы. Странно еще, что на этот раз на станции были глушители, обычно достать его – целая проблема; но глушитель у меня стоял новый, а отдавать 65 рублей за то, чтобы заменить трубы, которые стоят всего 17, выходило накладно, я оставался практически без получки. Надо было просто снять их и как следует проварить, договорившись за бутылку на базе или на шараге в Филях, – но, как назло, всех знакомых сварщиков угнали на какие-то олимпийские объекты, и если я не найду другого способа быстро залатать трубу, машину придется на месяц поставить на прикол.
Пока же надо было съездить без потерь в Балашиху и обратно, и я ломал голову, какой маршрут выбрать. В конце концов, я решил добираться "огородами": шоссе Энтузиастов я почти не знал и, хотя ехать в Балашиху по Шелковскому шоссе значило сделать явный крюк километров в десять, я все-таки выбрал именно эту дорогу. Я часто ездил по Щелковскому в Загорянку, на дачу, вся дорога по набережной Яузы и дальше, вплоть до поворота к Балашихе, мне была хорошо знакома, и я мог переключить внимание на посты ГАИ.
Благополучно миновав будки на Зубовской и у "Кропоткинской", я вырвался, наконец, на Кремлевскую набережную и, посматривая на спидометр, поехал к Котельнической. В другое время я бы ни за что не шел ровно на шестидесяти – на шестидесяти движок тянул плохо, ему нужно было хотя бы шестьдесят пять (я слышал, что так у большинства "Запорожцев", поскольку двигатель был спроектирован задолго до введения ограничений по скорости, он вообще лучше всего работает на восьмидесяти, это у него оптимальный режим) – но сейчас я рисковать не мог.
Свернув на набережную Яузы, я сбросил скорость: знак "Не больше 40" висел по всей набережной, и здесь часто "секли" скорость гаишные машины. Не превышая скорость и не вылезая из первого ряда, я доехал почти до самого поворота к Преображенке, как вдруг заметил впереди гаишника, останавливающего какую-то машину. Я разогнался, сбросил газ и, почти не чихая, стал проезжать мимо пятачка, на котором стояли гаишный "рафик" и две или три остановленные машины, однако гаишник прервал выяснение отношений с водителем одной из них, бросился к проезжей части и жезлом показал, чтобы я остановился.
– В чем дело?! – спросил я с изумленным видом, вылезая из машины навстречу пожилому лейтенанту.
– Ваши документы! – сказал лейтенант, не обращая внимания на мой вопрос.
Я отдал ему техпаспорт и права. Тот, убедившись, что отметка техосмотра есть, показал чуть вперед и правее:
– Поставьте машину вот сюда, где стоит "газик". Будем проверять на СО!
– На что?! – спросил я, и в самом деле изумившись и не сразу сообразив, о чем идет речь.
– Проверка содержания СО в выхлопных газах! – сказал лейтенант, в свою очередь удивившись моему изумлению.
Вот это номер! Только этого и не хватало! Я стал лихорадочно соображать, как повлияет дыра в трубе на показания прибора, и, стараясь не газовать, отвел машину на указанное мне место. К машине подошел парень, одетый в штатское, в руках у него был прибор; он поставил его на землю и воткнул наконечник шланга, шедшего от прибора, в выхлопную трубу. Стрелка прибора отклонилась, и я присел было на корточки, пытаясь разобраться в градуировке, но в этот момент парень разочарованно сказал подошедшему лейтенанту:
– Один и девять! В норме!
Подошедшая с лейтенантом девушка записала номер моей машины и показания прибора в журнал. Лейтенант сказал:
– А ну-ка, газани!
"Паршиво!" – подумал я, но сел за руль и с показной готовностью газанул.
– Тоже ниже нормы! – сказал парень и, взяв прибор, вместе с девушкой пошел к "Москвичу", остановленному вторым гаишником.
Лейтенант повернулся ко мне и сказал:
– Давай-ка проверим, как ручной тормоз отрегулирован! Слегка разгонись и затормози ручником!
За ручник я был спокоен, но чтобы даже слегка разогнаться, надо было опять газовать, и каждый раз я это делал со страхом.
– Ручной тормоз в порядке! – сказал лейтенант, подходя к машине. – Только что это она у тебя трещит, как трактор?
Неожиданно он встал на колено и заглянул под машину.
...твою! – выругался он, вставая и отряхивая с колена пыль. – Мы у него СО проверяем, а у него там труба оборвана!
– Как оборвана?! – искренне удивился я. – Там была в трубе дыра – это верно, я и еду ее заваривать, мне в Балашихе обещали устроить сварщика, но не отвалилась же она совсем!
– А ты погляди сам! – сказал лейтенант.
Я полез под машину. Труба действительно почти отвалилась и держалась на честном слове – совсем прогорела около фланца! Мне стало ясно, что дело – труба: это будет стоить мне номеров. Я поднялся и сделал последнюю отчаянную попытку спасти положение.
– Товарищ лейтенант, слово даю, в таком виде больше не выеду! Съезжу в Балашиху, и если мне там трубу не заварят, поставлю машину на стоянку!
– Ну, вот что, снимай-ка номер, какой-нибудь один, спереди или сзади, я тебе выдам акт, и, когда все поправишь, приедешь в ГАИ Ленинского района и получишь по этому акту свой номер!
ГАИ было свое, родное, я оказывается, еще не выехал за пределы своего района – или они просто забрались в чужой? И надо же так случиться, чтобы знакомый гаишник месяц назад перешел работать в городское ГАИ, – теперь у меня в Ленинском никого не было!
– Но мне же сегодня позарез надо попасть в Балашиху! – сказал я с отчаяньем в голосе. – Как я туда без номера поеду?!
– У тебя будет копия акта, в случае чего покажешь ее и скажешь, что едешь ремонтироваться и что номер уже снят! А чтобы поменьше обращали внимание, сними задний номер!
Не дожидаясь моего ответа, он бросился к проезжей части и тормознул "Жигуленка". Окончательно смирившись с поражением, я открыл оба капота, достал ключи и стал снимать задний номер. Даже если я по-быстрому заварю трубу, номер мне, конечно, до конца Олимпиады не отдадут, это ясно, как божий день, – не для того они их сейчас снимают!
Пока я отворачивал гайки, прибор показал избыток СО у "Жигулей", и лейтенант велел водителю снять номер, посоветовав отрегулировать клапана и зажигание. Водитель, черноволосый парень в темных очках, джинсах и замшевом пиджаке, что-то сказал лейтенанту, но тот только отмахнулся. Ну, конечно, нашел время и место откупаться! Рядом стоят парень с прибором и девушка с журналом, да и будь этот лейтенант совершенно один, он бы сейчас все равно номер у него снял: если началась подготовка к Олимпиаде, то план по снятию номерных знаков им надо выполнять, хоть тресни!
Я положил ключи и болты с гайками в "бардачок" и хотел было отнести номер в "рафик", но потом решил на всякий случай оставить его в машине – а вдруг пронесет? По приставной лесенке я забрался в "рафик". "Рафик" был полупустой, сиденья шли только по краям, да с двух сторон стояли два столика, видимо, привинченные к полу. На обоих столиках лежали бумаги, за правым сидел второй гаишник, старший лейтенант, и что-то писал. Под центральным сиденьем виднелась горка снятых номеров.
– А где мне акт получить? – спросил я у гаишника.
Тот на секунду оторвался от бумаг, поглядел на меня и сказал:
– Так ведь у вас не я проверял! Вот он сейчас придет и выдаст вам акт! – и он снова уткнулся в бумаги.
Я собрался было выйти, но тут по ступенькам навстречу мне стал подниматься мой лейтенант.
– Ну, что, снял номер?! – спросил он у меня, как у старого знакомого, – он, конечно, уже видел, что номер снят.
– Что делать! – сказал я, огорченно мотнув головой.
– Сейчас я тебе акт дам!
Он быстро вписал номер машины и мою фамилию в уже подготовленный экземпляр акта, дал мне расписаться, отдал мне копию акта и документы и еще раз напомнил:
– В ГАИ Ленинского района!
– Хорошо! – сказал я, скорчив грустную мину и в душе моля, чтобы лейтенант не спросил, куда я положил номер. – До свидания!
Я сел в машину, дал газ и рванул с места. Отъехав от злополучного пятачка метров на триста и увидав впереди мост, у которого надо было сворачивать к Преображенке, я облегченно вздохнул и рассмеялся. Хорошо, что я не стал дожидаться лейтенанта у машины, а сам влез в "рафик" – вот тот и решил, что я отнес туда номер. А теперь я ехал со снятым номером, который лежал у меня в машине, и с актом о том, что номер у меня снят за неисправность глушителя. И если меня кто и остановит, то все равно ничего не сделает: какой смысл снимать номера дважды? Словом, я получил на сегодня охранную грамоту! Однако ехать надо было все-таки аккуратно, рисковать талоном я не хотел: талон у меня был чистый, а я по опыту знал, что первая же дырка потащит за собой и следующую.
У поста ГАИ на выезде на кольцевую меня не остановили – видно, теперь они этого номера хватятся только тогда, когда начнут подбирать номера по актам, чтобы сдавать к себе в ГАИ. Во всяком случае, если на повороте к Балашихе я миную пост нормально, то все в порядке. На Шелковском шоссе я расслабился и немного отдохнул, собравшись снова метров за семьсот перед поворотом на Балашиху. Этот пост я тоже миновал благопо¬лучно, тут же решив на обратном пути, во избежание недоразумений, ехать другой дорогой: чем черт не шутит, вдруг они со своим приборчиком переберутся за это время на другую сторону Яузы?
Я застал Сашку за ремонтом детской кроватки; мы вместе перетащили из машины вещи, и Сашка предложил выпить, тут же и вспомнив, что я за рулем и пить не могу. Мы посидели на кухне, попили чай, я рассказал ему, с какими приключениями я к нему добирался; Сашка посмеялся над моим номером, и я, выяснив у него, как проехать к Горьковскому шоссе, попилил домой.
Перед кольцевой я опять сбросил газ и снова благополучно проскочил пост ГАИ, но на шоссе Энтузиастов, около одного из светофоров, меня остановили. Я встал за "Жигулями", в которые уже садился солидный мужчина, произнося вслух какие-то угрозы. Гаишник, здоровенный верзила с сытым лицом, посмотрел документы, даже не спросив, почему снят номер – наверно, просто этого не заметил, и совершенно неожиданно достал "дырокол" и проколол мне талон.
– За что? – только и успел я выдохнуть.
– Вы не соблюдаете дистанцию при езде! – невозмутимо сказал гаишник, возвращая мне документы.
В принципе возразить ему было нечего, потому что дистанцию я действительно не соблюдал, но я ее и не мог соблюдать, и гаишник это прекрасно знал! По "Правилам" на этой скорости я должен был держать дистанцию метров 25-30, но как только между мной и впереди идущей машиной оказывался такой промежуток, в него сразу же обязательно кто-нибудь влезал. Водители в Москве чихать хотели на дистанцию, на загруженных трассах, вроде Садового, дистанцию никто не держит, и ГАИ всегда смотрела на это сквозь пальцы. Это учитывается только когда кто-нибудь въезжает в зад впереди идущей машине – тогда он виноват, потому что не соблюдал дистанцию! Я понял все это, еще когда только начал водить, и с тех пор думать забыл про это правило, а вот теперь – на тебе, соблюдай дистанцию! Доказывать что-нибудь этому стервецу было уже поздно, и я уехал.
"Нет, на время Олимпиады надо, от греха подальше, машину ставить на прикол, – твердо решил я, – иначе я останусь и без номеров, и без талона, и даже после Олимпиады долго не придется ездить." Дыркой в талоне я был огорчен даже больше, чем если бы у меня забрали номер. Настроение было испорчено до конца дня – я это уже проходил.
Спустившись по Ульянова на набережную, я прибавил газ и встал во второй ряд, пристроившись за зеленым "уазиком", – но тут гаишник на мотоцикле остановил и "уазик", и меня.
"Да что, они, озверели?!" – подумал я, отводя машину к обочине. Гаишник начал с меня и, взяв документы, спросил:
– Почему превышаете скорость?
– А почему вы решили, что я превышаю скорость?! – спросил я, поняв, что дело пахнет еще одной дыркой и что терять мне, похоже, уже нечего.
– Вы ехали со скоростью шестьдесят два километра в час! – сказал гаишник.
– А вы мне покажите на моем спидометре, что значит шестьдесят два километра в час! – сказал я со злостью.
Спидометр показывает с точностью примерно плюс-минус пять километров, на нем и делений-то таких нет, гаишник явно придирался, – не говоря уже о том, что и спидометр-то у него не точнее "Запорожского"!
– А меня не интересует ваш спидометр! – сказал гаишник. – Вы должны ездить так, чтобы скорость не превышала шестьдесят километров в час, и все! Ездите со скоростью пятьдесят пять километров, кто вам мешает?
Он уже достал "дырокол", и я понял, что и тут разговаривать бесполезно и что даже трояк меня не спасет: началась "кампания", и к этому надо относиться, как к стихийному бедствию, и все! Но легко сказать – надо относиться! Дырок-то уже две, еще одна, и – пересдача правил дорожного движения! Я забрал документы и, окончательно расстроенный, поехал дальше.
До самого дома меня больше не останавливали. Я поставил машину за Лешкиным "Москвичом", подумав, что надо будет сегодня же куда-нибудь убрать ее с набережной: оставлять рискованно, как-никак – олимпийская трасса, да еще из главных, ведь набережная-то ведет прямо к Лужникам! Наверно, будут заставлять все машины с набережной убирать.
Дома я разогрел борщ и кашу с мясом, поставил чайник и сел обедать. Раздался звонок. На лестничной площадке стояла Нина Трофимовна, соседка из квартиры напротив, работавшая сторожем на ремонтно-строительной базе за нашим подъездом.
– Володя, бегите скорей, там у всех машин номера снимают! – торопливо проговорила она. – Леши нет дома, я уж думала, что и вас не застану! Бегите скорей!
Я схватил пиджак, в кармане которого лежали ключи и документы на машину, и, хлопнув дверью, помчался на набережную. На набережной стоял гаишный "Жигуль", два гаишника снимали передние номера с двух оставшихся машин – моей и Лешкиной; с белых "Жигулей" и с "корриды" номера уже были сняты. Я подбежал к машине как раз в тот момент, когда гаишник, открутив последний болт, вставлял болты в снятый номер и наживлял гайки с шайбами.
– Ваша машина? – спросил он, увидев меня.
– Да, а в чем дело?! – спросил я.
– Уберите машину с набережной! – сказал гаишник. – Она у вас грязная! Зайдите сегодня после шестнадцати в ГАИ, получите акт, что номер снят за неопрятный внешний вид!
Я только присвистнул. Вид у машины был совершенно нормальный, ну, низок можно было бы сполоснуть – но никогда еще за такой вид не только номер у меня не снимали, но даже и замечания мне не делали! Я пожалел, что утром снял задний номер, а не передний – тогда бы они сейчас снять его не смогли, и зло спросил:
– А если мне ее некуда убирать?!
– Арестуем машину и поставим у ГАИ!
Гаишники собрали номера, сели в машину и уехали.
Я выматерился им вслед и пошел домой. Врубив для отвода души Высоцкого, я сел доедать обед. Мне теперь предстояло идти в то самое родное Ленинское ГАИ, необходимости идти в которое, как я думал, я так счастливо избежал утром.