http://proza-x.narod.ru
ВЛАДИМИР КОЗАРОВЕЦКИЙ
ПРАВОТА ВИКТОРА ФОМИЧЕВА
Рассказ
– Кто у нас сейчас? – спросил Илья, когда они вошли в лифт.
– "Десантник", – сказал Глеб и, сообразив, что начинающему фельдшеру надо расшифровать, добавил: – Выпал из окна, с седьмого этажа. Мужчина, примерно сорок лет.
– А что, наши услуги ему еще могут понадобиться?! – изумленно спросил Илья.
– Ну, если он был трезвый, то это уже, скорее всего, труп. А если пьян и упал в снег, то мы можем и пригодиться!
Они вышли на улицу. Илья молча переваривал информацию.
– А что, пьяными тоже мы должны заниматься? – спросил он, наконец.
– К сожалению, – вздохнув, сказал Глеб. – И уголовная ответственность за них такая же: не дай бог, случится с ним что-нибудь в твоем присутствии – не расхлебаешь!
Они подошли к "рафику", и шофер завел мотор.
– Матвеич! – сказал Глеб. – Новоакадемическая, 23. Квартиру на месте узнаем – "десантник"!
Глеб сел вместе с Ильей, сзади: с тех пор, как однажды он ездил по вызову к месту аварии "скорой помощи", на которой разбился знакомый врач, в кабину он больше не садился. Матвеич тогда объяснил ему, что в аварийной ситуации шофер инстинктивно "уводит" из опасной зоны свою сторону, подставляя под удар правую, где сидит врач или медсестра.
Машина стала петлять – видимо, они подъезжали к месту. Вскоре "рафик" остановился, и они вышли у подъезда четырнадцатиэтажной башни; немного дальше, в снегу, среди кустов, стояли люди.
Глеб с Ильей быстро подошли к ним, протиснулись вперед сквозь негустой ряд стоявших и о чем-то споривших людей и увидели, что в снегу, ближе к дому, – довольно большая яма, от которой вдоль стены в сторону подъезда вели глубокие следы. Увидев людей в белых халатах, все умолкли.
– Что случилось? – спросил Глеб.
Стоявший рядом с ним мужчина в телогрейке и с чемоданчиком, похожий на сантехника, повернулся к Глебу и сказал:
– Да это Витька Фомичев, из 137-ой квартиры, – из окна вывалился!
– А где же он? – спросил Глеб, подумав: "Шок! Пошел домой и где-нибудь свалился!"
– Да в магазин пошел! – ответил сантехник.
– В какой еще магазин?! – невольно вырвалось у Глеба. – Хороши шутки, нечего сказать!
– А чего мне шутить? – обиделся сантехник. – Вон за углом "Продукты", там винный отдел есть – туда он и пошел! – он протиснулся на тротуар и исчез.
"Черт-то что! – подумал Глеб. – Что же нам теперь, в магазин, что ли, за ним ехать?!" – и тут же понял, что другого выхода нет.
– Кто его знает в лицо? – спросил он, и какой-то мальчишка рванулся к нему из кустов.
– Я знаю, дяденька врач! Мы на одном этаже живем!
Они пошли к машине.
– Матвеич, тебе пацан дорогу покажет, как к магазину подъехать, наш больной туда удрал! – сказал он, подсаживая мальчишку в кабину, и полез за Ильей в "рафик".
Вход в винный закуток был отдельный, за вином, как обычно перед закрытием, стоял здоровенный хвост, чуть не вылезавший на улицу.
– Вот он! – радостно сказал мальчишка, показывая на невысокого русого мужчину без пальто и без шапки, стоявшего уже недалеко от продавщицы. – Виктор Иваныч, а за вами врач приехал!
– Ы?.. – качнувшись в их сторону, спросил Виктор Иваныч.
– Вы ведь из окна выпали? – спросил Глеб, внимательно вглядываясь в Фомичева и пытаясь понять, что это – шок или просто сильное опьянение.
Очередь, как по сигналу, замолчала, все, в том числе и продавщица, стали прислушиваться к разговору.
– Я... не вы... – Фомичев икнул, – не вы... не выпадал!..
– Вам надо немедленно лечь! – резко сказал Глеб, уже сообразив, что Фомичев совершенно пьян, и сильно разозлившись. – Идемте, мы отвезем вас домой!
– Мне домой... никак нельзя... без бутылки!.. – сказал Фомичев. – Я Тоньке... обещал... а магазин закроют!.. – он, медленно покачиваясь, обернулся к стоявшим сзади: – Правильно я говорю?..
Очередь сочувственно загудела:
– Пятнадцать минут осталось! Дайте ему взять, а то и правда магазин закроют!
– Пропустите его без очереди, раз за ним врач приехал!
Продавщица, рыхлая блондинка с ярко накрашенными губами, протянула руку и дернула Фомичева за рукав:
– Ну, орелик, давай отпущу, болезный!
Фомичев снова повернулся к прилавку, неверным движением полез в карман пиджака, порылся там и достал деньги, продавщица подала ему бутылку и дала сдачу. Теми же окольными движениями засунув сдачу в один, а бутылку – в другой карман пиджака, Фомичев нетвердой походкой пошел к выходу. К дому они ехали молча, лишь Фомичев изредка икал. Злость у Глеба постепенно проходила.
У своей квартиры Фомичев позвонил. Им долго не открывали, затем послышалась какая-то возня, щелкнул замок, и дверь распахнулась. Держась за ручку и покачиваясь, женщина лет, по внешнему виду, пятидесяти пяти, в халате и домашних тапочках на босу ногу, со спутанными, неопределенного цвета волосами и бессмысленной улыбкой, проговорила:
– Принес... касатик!..
Увидев людей в белых халатах, входивших в квартиру следом за Фомичевым, она охнула и, закрывая за ними дверь, сказала:
– А мы... не нарушаем!.. Доктор... мы... не нару¬шаем!..
Они прошли за Фомичевым в комнату. Глеба поразила ее странная пустота, и, оглядевшись, он понял, откуда это ощущение: мебель в комнате была только самая необходимая – стол, четыре стула, здоровенный матрас, на котором валялись одеяла и подушки в белье не первой свежести, небольшой телевизор на старенькой тумбочке. На окнах не было даже занавесок.
На круглом деревянном столе без скатерти в художественном беспорядке, напоминавшем натюрморты Петрова-Водкина, валялись хлебные корки, огрызки соленых огурцов и селедочные головы, пара вилок и ложка и стояли грязные тарелки и пустые бутылки и стаканы.
– Мне надо осмотреть вас! – строго сказал Глеб. – Снимите пиджак и рубашку.
Не забыв вытащить бутылку и поставить ее на стол, Фомичев стал раздеваться. Время от времени он икал и пытался что-то произнести, но каждый раз махал рукой и умолкал. Глеб велел ему приподнять майку и быстро осмотрел его: нигде не было видно не гематом, ни внешних повреждений, не провоцировалось никакой болезненности; он прощупал ему голову и, велев лечь, пропальпировал живот – все было в полном порядке. Ноги можно было бы и не осматривать – маловероятно, чтобы было какое-то серьезное повреждение, с которым Фомичев столько времени пробыл на ногах, однако он так был анестезирован спиртным, что Глеб решил не рисковать и велел ему снять ботинки и брюки. Ноги были целы, и здесь тоже не было ни синяков, ни царапин.
Глеб сел за стол, взял у Ильи карточку, в которой тот уже заполнил все, что мог, и стал записывать результаты осмотра.
– Сколько лет? – спросил он у Фомичева.
– Сорок... два!.. – произнес тот, натянув одну штанину и прицеливаясь в другую.
Женщина, все это время с блаженной улыбкой сидевшая на стуле, сказала:
– У него... день рождения... был... месяц назад!..
– А вы кем ему приходитесь? – полюбопытствовал Глеб.
– Жена!.. – улыбаясь еще шире, сказала она. – Мы... хорошо живем!.. Доктор... мы... не нарушаем!..
– Как это не нарушаете?! – строго сказал Глеб. – А из окна выпрыгивать – это что, не нарушение?!
– А я... не вы... не выпрыгивал!.. – пробормотал Фомичев, безуспешно пытаясь завязать шнурки на ботинках. – Я же говорю... я... вы... вышел!..
– Что значит – вышел?! – с трудом сдерживая улыбку, спросил Глеб. – Для этого дверь существует!
– Я... в магазин... опаздывал!.. – сказал Фомичев, с большим трудом застегнув на ширинке верхнюю пуговицу и тщетно пытаясь застегнуть следующую. Илья не выдержал и засмеялся. Глебу стоило огромного усилия не захохотать, но он тем же строгим тоном сказал:
– Вы что, ненормальный?! Вы что же, значит, каждый раз, когда в магазин опаздываете, в окно выходите?!.
– Это кто... ненормальный?!. – спросил Фомичев. – Это я... ненормальный?!.
Пуговица ни за что не хотела застегиваться, и он, как был, с незавязанными шнурками и незастегнутой ширинкой, пошел к окну. Когда Глеб поднял голову, Фомичев уже стоял на подоконнике и открывал левую створку. Глеб и Илья вскочили со стульев, но ни крикнуть, ни сделать они уже ничего не успели: Фомичев сделал шаг вперед и провалился за окном.
У Глеба выступил на лбу холодный пот, в голове пронеслось: "Конец!", относившееся в равной мере и к Фомичеву, и к нему самому, на мгновенье он оцепенел. В этот момент раздался грохот – стул рядом с ним упал. Он обернулся и увидел, как Илья, смертельно побледнев и медленно оседая, заваливается набок. Он быстро подхватил его и встал рядом с ним на колени. Судя по всему, у парня был обычный обморок. Глеб приподнял ему голову и несколько раз хлестнул по щекам. Илья открыл глаза и стал приходить в себя. Глеб втащил его на стул и огляделся.
Нет, ему не померещилось: жена Фомичева, все так же блаженно улыбаясь, по-прежнему сидела на стуле, рубашка Фомичева, поверх его пиджака, висела на спинке другого стула, окно было открыто, а Фомичева в комнате не было. Похолодев и чуть не плача от бессильной злобы, Глеб бросился из квартиры. Лифт был занят. Не дожидаясь кабины, он помчался вниз, прыгая через три-четыре ступеньки и непонятно каким образом не ломая себе шею. Все шесть этажей пролетели, как во сне.
Добежав до первого этажа, он обогнул лифт и, выскакивая к двери подъезда, заметил, что она открывается. Он затормозил, чтобы не сбить входившего, но, увидев его, остолбенел: в дверях, весь облепленный снегом, покачиваясь, стоял вечно живой и невредимый Виктор Фомичев и бормотал:
– Это кто... ненормальный?!. Это я... ненормальный?!.